известного врача Я. Корнеева. Этот двухэтажный флигель Антон Павлович называл домом-комодом и говорил, что годы, проведённые здесь, были одними из самых счастливых в его жизни.
Этот домик был центром, куда стекалась молодёжь. Наверху играли на взятом на прокат пианино, пели, вели шумные, веселые разговоры, а внизу сидел у своего стола Чехов и писал под долетавшие до него звуки музыки, смеха. Поднимался он и наверх, чтобы принять самое живое участие в общем веселье. Сюда приходили студенты Консерватории, приезжали в гости Левитан и Чайковский, который подумывал написать оперу «Бэла» и хотел поручить либретто Чехову.
В этот период растёт популярность Чехова, его хвалит Суворин, но он же, являясь «виртуозом искренней лжи», обволакивает Чехова. Сам журнал «Новое время», сделавшись влиятельным изданием, начинает менять курс. И либеральная направленность превращается, по определению Салтыкова-Щедрина, в «Чего изволите?». Суворину важно удержать Чехова при себе, он высмеивает либеральные журналы с их «узостью» взглядов и играет на обострённом чувстве независимости у Чехова.
И в этот же период происходит знакомство с Ликой Мизиновой.
Лика Мизинова
С Ликой Мизиновой Чехов познакомился благодаря сестре Марии. Девушки преподавали в одной гимназии, Лика с подругами часто бывала в доме Чеховых. Первая встреча прошла не без курьеза. Когда Антона Павловича повели знакомиться с Ликой, она вдруг куда-то пропала. Антон, спускаясь со второго этажа, увидел, что она спряталась за вешалку, и нарочно закричал наверх брату: «Миша, посмотри, какая хорошенькая!» Лика страшно смутилась и не хотела выходить.
Так началась влюблённость 19-летней красавицы, которую называли «Царевна Лебедь» и 29-летнего врача Чехова, уже прославившегося молодого писателя.
«Кукуруза души моей, – писал Чехов Лике Мизиновой. – Приезжайте нюхать цветы, ловить рыбку, гулять и реветь».
«Ах, прекрасная Лика! Когда Вы с рёвом орошали моё правое плечо слезами (пятна я вывел бензином) и когда ломоть за ломтем ели наш хлеб и говядину, мы жадно пожирали глазами Ваши лицо и затылок. Ах, Лика, Лика, адская красавица! Когда Вы будете гулять с кем-нибудь или будете сидеть в Обществе и с Вами случится то, о чём мы говорили, то не предавайтесь отчаянию, а приезжайте к нам, и мы со всего размаха бросимся Вам в объятия.
Когда будете с Трофимом в Альгамбре, то желаю Вам нечаянно выколоть ему вилкой глаза».
«А что Вы кашляете, это совсем нехорошо. Пейте Obersalzbrunnen, глотайте доверов порошок, бросьте курить и не разговаривайте на улице. Если Вы умрете, то Трофим (Trophim) застрелится, а Прыщиков заболеет родимчиком. Вашей смерти буду рад только один я. Я до такой степени Вас ненавижу, что при одном только воспоминании о Вас начинаю издавать звуки à la бабушка: "э"... "э"... "э"...
Я с удовольствием ошпарил бы Вас кипятком. Мне хотелось бы, чтобы у Вас украли новую шубу (8 р. 30 к.), калоши, валенки, чтобы Вам убавили жалованье и чтобы Трофим (Trophim), женившись на Вас, заболел желтухой, нескончаемой икотой и судорогой в правой щеке.»
«Золотая, перламутровая и фильдекосовая Лика!» (Что такое фильдекос? – гладкая кручёная хлопчатобумажная ткань, похожая на шёлк)
Подписывался тонким, без нажима, почерком: «Ваш известный друг Гунияди-Янос». Так называлось слабительное лекарство.
Чехов взялся воспитывать Лику. Она была мила, но ленива и безалаберна. Он давал ей книги, которые она читала очень медленно. Однако в доме Чеховых бывала часто, и их симпатия росла.